Говорящую собачку любопытно поглядеть

"— А кто тебя разговаривать научил? — спрашивает дядя Фёдор.

— Да так, — говорит кот. — Где слово запомнишь, где два. А потом, я у профессора одного жил, который язык зверей изучал."

"— Я дачу охранял одного профессора, — отвечает пёс, — который язык зверей изучал. Вот и выучился."

Надо заметить, что это объяснение годится только дяде Фёдору. Профессор, изучающий язык зверей, не обязан и вряд ли способен обучать зверей говорить. Это просто другая область науки.

И Шарик, и Матроскин, узнав о приезде профессора, панически боятся, что он заберёт их к себе: Матроскин даже прячется целыми днями в подполе. Отговариваются свободолюбием, тщательно избегают критиковать бывшего хозяина - но живут в постоянном страхе. Что же могло быть такого ужасного в доброжелательном лингвисте?

А может, он никакой не лингвист?( Read more... )

Летучий Медведь, "Глубоководный улов"

Стихотворение многоуважаемого flying_bear отсюда (там еще много):

Глубоководный улов

Создания глубин, где мрак всегда,
Пропитанные сжатою водою,
Густой соленой смазкой, как бедою,
И тяжелей, и холоднее льда,

Что в каждой клетке правдою полны
Про холод, тьму и многотонный пресс,
Лишенные иллюзии небес
И утешенья Солнца и Луны,

Вознесшись ввысь, где ласков океан,
Как некий соблазнительный обман,
Которым их прельстили рыбаки,

Где много пищи, свет и кислород,
В жестокой муке разевают рот,
Выблевывая печень и кишки.

Чему учат в школе

Знаменитый викторианский роман "Школьные годы Тома Брауна" (1857). Положительный сквайр Браун, отец заглавного героя, отправляет его в школу, и всю ночь раздумывает: что бы такое сказать на прощание повнушительней, чтобы пробрало?

"I won't tell him to read his Bible, and love and serve God; if he don't do that for his mother's sake and teaching, he won't for mine. Shall I go into the sort of temptations he'll meet with? No, I can't do that. Never do for an old fellow to go into such things with a boy. He won't understand me. Do him more harm than good, ten to one. Shall I tell him to mind his work, and say he's sent to school to make himself a good scholar? Well, but he isn't sent to school for that - at any rate, not for that mainly. I don't care a straw for Greek particles, or the digamma; no more does his mother. What is he sent to school for? Well, partly because he wanted so to go. If he'll only turn out a brave, helpful, truth-telling Englishman, and a gentleman, and a Christian, that's all I want,"

(Я не скажу ему читать Библию, любить Бога и служить Ему; если он матери в этом не послушает, то уж меня и подавно. Рассказать, какие его ожидают искушения? Нет, нельзя. Никогда старик не должен объяснять мальчику такие вещи. Он меня не поймет, и, десять против одного, только вред будет. Сказать, чтобы он усердно трудился, и что его посылают в школу, чтобы сделать ученым? Так его не для этого посылают - во всяком случае, это не главное. Мне дела нет до греческих частиц и дигаммы, да и его матери тоже. Для чего его посылают в школу? Ну, частью потому, что ему самому очень хотелось. Если он сделается храбрым, правдивым англичанином, готовым помогать людям, и джентльменом, и христианином - большего я и не желаю)

Этот ход мысли считается типичным для Англии 19 века. Иными словами, школьной программе как таковой общество уделяло немного внимания - детей учили латыни и греческому не потому, что латынь и греческий полезны, а потому, что их всё равно, чему учить. Примерно из таких же соображений Тарас Бульба послал сыновей в киевскую бурсу.