Обаяние Аверченко
Aug. 27th, 2011 12:05 pmдля меня еще и в том, что в ту, как тогда говорили, изломанную эпоху он едва ли не один среди деятелей искусства был нормальный человек. Декаданс окружал его со всех сторон, но на него не действовал - его все эти изгибы, изломы и извивы приводили, скорее, в смешливое настроение, он научился недурно их пародировать (см., например, один из лучших его рассказов на эту тему - "С корнем").
А вчера я просматривал его политические фельетоны, и наткнулся на вот такую веселую, жизнерадостную миниатюру. Метафора прозрачная - граждане, доведенные бессмысленным издевательством государственной машины до полного отупения и безразличия, уподобляются трупам. Ходят покойники по улицам, старательно притворяются живыми, боятся, как бы в них не распознали зомби. Но живой в толпе всего один человек: городовой.
"Это был постовой городовой — единственный, который не напоминал собой унылого трупа.
Он веселился: проходивший парень сдернул с головы торговки платок и надел его на себя — городовой расхохотался; дворник окатил из рукава водой задремавшего извозчика — это страшно развеселило городового. Но смех его звучал одиноко: торговка машинально сдернула с головы парня платок и надела на себя, а парень равнодушно пошел дальше. Обливающий дворник и обливаемый извозчик были каменно-молчаливы и апатичны.
И только гулко и одиноко смеялся городовой.
— Жутко ему, поди, среди покойников, — пожалел его Тихоходов.
— Сторож при морге, — покачал я головой. — Не сладко им. Тихоходов! Зайдем в эту мертвецкую, где кормят.
Мы зашли в ресторан, а потом, когда наступил вечер, поехали в анатомический театр смотреть какой-то фарс, весело разыгранный несколькими разложившимися трупами.
Так теперь и живем. Ничего, пустое."
И пришло мне в голову - а вдруг политика в этом рассказе вторична, а городовой, одиноко хохочущий в толпе мертвецов, словно спятивший Хома Брут - это сам Аверченко?
А вчера я просматривал его политические фельетоны, и наткнулся на вот такую веселую, жизнерадостную миниатюру. Метафора прозрачная - граждане, доведенные бессмысленным издевательством государственной машины до полного отупения и безразличия, уподобляются трупам. Ходят покойники по улицам, старательно притворяются живыми, боятся, как бы в них не распознали зомби. Но живой в толпе всего один человек: городовой.
"Это был постовой городовой — единственный, который не напоминал собой унылого трупа.
Он веселился: проходивший парень сдернул с головы торговки платок и надел его на себя — городовой расхохотался; дворник окатил из рукава водой задремавшего извозчика — это страшно развеселило городового. Но смех его звучал одиноко: торговка машинально сдернула с головы парня платок и надела на себя, а парень равнодушно пошел дальше. Обливающий дворник и обливаемый извозчик были каменно-молчаливы и апатичны.
И только гулко и одиноко смеялся городовой.
— Жутко ему, поди, среди покойников, — пожалел его Тихоходов.
— Сторож при морге, — покачал я головой. — Не сладко им. Тихоходов! Зайдем в эту мертвецкую, где кормят.
Мы зашли в ресторан, а потом, когда наступил вечер, поехали в анатомический театр смотреть какой-то фарс, весело разыгранный несколькими разложившимися трупами.
Так теперь и живем. Ничего, пустое."
И пришло мне в голову - а вдруг политика в этом рассказе вторична, а городовой, одиноко хохочущий в толпе мертвецов, словно спятивший Хома Брут - это сам Аверченко?