Начало первой серии. Шарлотта Лукас беседует с Элизабет Беннет:
Шарлотта: Молодой человек, располагающий средствами...
Элизабет: Все знают, что такой человек должен подыскивать себе жену.
Шарлотта: На него тут же начинают смотреть как на законную добычу той или другой соседской дочки.
Элизабет: Как бы мало ни были известны намерения и взгляды такого человека, Шарлотта?

Эдак и я понастряпаю сценариев.
Вот, например, "Анна Каренина", сцена 1: столовая Облонских.
Стива Облонский, сентенциозно: "Все счастливые семьи похожи друг на друга..."
Долли, горько: "Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему!"
Лакей за стулом, страдальчески закатив глаза: "Всё смешалось в доме Облонских!"
Долли, решительно: "Я узнала, что вы были в связи с бывшею в нашем доме француженкою-гувернанткой, и объявляю вам, что не могу жить с вами в одном доме!"

Сколько прелести в богатом, изысканном книжном лексиконе, в длинных, сложносоставленных предложениях, в монологах на полстраницы. За ними - неспешная жизнь в усадьбах, вековая культура, долгие ненастные дни в семейной библиотеке, чтение вслух по вечерам, Шекспир, Кинг Джеймс, французские романы и словарь Джонсона.

Вот Она отвергает Его ухаживание:
"From the very beginning, from the first moment, I may almost say, of my acquaintance with you, your manners impressing me with the fullest belief of your arrogance, your conceit, and your selfish disdain of the feelings of others, were such as to form that groundwork of disapprobation, on which succeeding events have built so immovable a dislike; and I had not known you a month before I felt that you were the last man in the world whom I could ever be prevailed on to marry."

Будь это письмо, мистер Дарси, что называется, втыкал бы и тупил бы на него полчаса, пока не понял (с карандашом в руках) что она не хочет за него замуж. Однако Элиза сказала всё это вслух, и он, вероятно, даже не пытался уследить за ходом её мысли. Настоящие леди не показывают своих чувств, но какая-нибудь предательская дрожь в голосе, какое-нибудь лёгкое движение левой брови подсказало ему, что между ними всё кончено. Бедняге ничего не оставалось, как только откланяться, неловко буркнув на прощание:

"You have said quite enough, madam. I perfectly comperehend your feelings, and have now only to be ashamed of what my own have been. Forgive me for having taken up so much of your time, and accept my best wishes for your health and happines."

Восхищение и беспомощная зависть. И только когда Остин, завершая особенно щеголеватый пассаж, вдруг запутывается в тройном отрицании - When Mr. Collins said anything of which his wife might reasonably be ashamed, which certainly was not unseldom - со дна моей души медленно поднимается жаба ехидного, извращённого злорадства. И тут же снова опускается на дно.


UPD: А подлежащее-то Элиза потеряла! А в герундии-то и запуталась! Вот что значит волноваться.

I finally seem to comprehend the famous distinction between wit and humour. There are few authors so invariably witty as Austen, yet so rarely funny.