Думаю, это контекст эпохи. Стишок написан лет 80 назад - в очень дикое время, с совсем другими критериями гуманизма и т. д. Причем дело не в проклятом совке, а именно в нутряной, не осознаваемой самими носителями дикости.
Мне на всю жизнь запомнился (очень, кстати, смешной) рассказ Власа Дорошевича о каком-то адвокатском семействе (муж, жена и десятилетний сын), снявшем дачу у старушки-дворянки. Семейство это подвергается изощренной травле со стороны и самой старушки, и ее бывшей дворни и в конце концов, не дождавшись конца аренды, сбегает. Дворня на прощанье закидывает их камнями. Подробно описывается поломанный ридикюль, разбитое пенсне и т. д., а в конце добавляется: "а Гогочка умер, он маленький, ему много не надо".
Т. е. смерть ребенка воспринимается как явление, способное рассмешить, причем не зулусов, а самых интеллигентных на тот момент в России читателей. Как мне кажется, здесь виновата, во-первых, вообще невысокая стоимость человеческой жизни в тогдашней Европе, а, во-вторых, совершенно несравнимые с нашими уровни детской смертности и рождаемости.
no subject
Мне на всю жизнь запомнился (очень, кстати, смешной) рассказ Власа Дорошевича о каком-то адвокатском семействе (муж, жена и десятилетний сын), снявшем дачу у старушки-дворянки. Семейство это подвергается изощренной травле со стороны и самой старушки, и ее бывшей дворни и в конце концов, не дождавшись конца аренды, сбегает. Дворня на прощанье закидывает их камнями. Подробно описывается поломанный ридикюль, разбитое пенсне и т. д., а в конце добавляется: "а Гогочка умер, он маленький, ему много не надо".
Т. е. смерть ребенка воспринимается как явление, способное рассмешить, причем не зулусов, а самых интеллигентных на тот момент в России читателей. Как мне кажется, здесь виновата, во-первых, вообще невысокая стоимость человеческой жизни в тогдашней Европе, а, во-вторых, совершенно несравнимые с нашими уровни детской смертности и рождаемости.